В наш век отчаянных сомнений, В наш век, неверием больной, Когда всё гуще сходят тени На одичалый мир земной. «Памяти М. К. Политковской»
(1803 — 1873) стали классикой отечественной литературы. Вот что писал о его лирике литературовед Юрий Ло
.
Интересные воспоминания о Тютчеве оставили современники поэта. Мы публикуем некоторые из них.
: «… от его стихов не веет сочинением; они все кажутся написанными на известный случай, как того хотел Гете, то есть они не придуманы, а выросли сами, как плод на дереве… В этом смысле поэзия его заслуживает название дельной, т. е. искренней, серьезной. … Талант его, по самому свойству своему, не обращен к толпе и не от нее ждет отзыва и одобрения; для того, чтобы вполне оценить г-на Тютчева, надо самому читателю быть одаренным некоторою тонкостию понимания, некоторою гибкостью мысли, не остававшейся слишком долго праздной».
: «Когда- то Тургенев, Некрасов… едва смогли уговорить меня прочесть Тютчева, но зато когда я прочел, то просто обмер от величины его творческого таланта». Толстой называл его среди своих любимых поэтов, говорил, что «без него нельзя жить».
: «Два года назад, в тихую осеннюю ночь, стоял я в темном переходе Колизея и смотрел на звездное небо. Крупные звезды пристально и лучезарно глядели мне в глаза, и по мере того как я всматривался в тонкую синеву другие звезды выступали передо мною и глядели на меня так же таинственно и так же красноречиво, как и первые. За ними мерцали во глубине еще тончайшие блестки и мало-помалу всплывали в свою очередь. Глаза мои видели только небольшую часть неба, но я чувствовал, что оно необъятно и что нет конца его красоте. С подобными же ощущениями раскрываю стихотворения Ф. Тютчева».
И. С. Аксаков
: «Ум сильный и твердый — при слабодушии и бессилии воли, доходившем до немощи; ум зоркий и трезвый — при чувствительности нервов самой тонкой, почти женской, — при раздражительности, воспламенимости, одним cловом, при творческом процессе души поэта со всеми ее мгновенно вспыхивающими призраками и самообманом. Ум деятельный, не знающий ни отдыха, ни помощи — при совершенной неспособности к действию, при усвоенных с детства привычках лени, при необоримом отвращении к какому бы то ни было принуждению; ум постоянно голодный, пытливый, серьезный, сосредоточенно проникающий во все вопросы истории, философии, знания; душа, ненасытно жаждущая наслаждений, волнений, рассеяний, страстно отдававшаяся впечатлениям текущего дня…»
Н. А. Добролюбов
: «Таланту Тютчева доступна и знойная страстность, и суровая энергия, и глубокая дума, возбуждаемая не одними стихийными явлениями, но и вопросами нравственными, интересами общественной жизни».
: «Он умён и мил; он один умеет расшевелить меня и дёргать за язык». «Со смертью Пушкина и отсутствием Жуковского мои литературные отношения почти совершенно пресечены. С одним Тютчевым есть ещё кое — что общее».
: «Скажу по секрету, по большому секрету: Тютчев очень замечателен, но… Впрочем, многие из его стихов превосходны…».
Да и «венец природы» подразумевает нечто идеальное, совершенное. Может ли человек стать совершенным вне природы, идя лишь на поводу у прогресса?
Вот что думают об этом величайшие умы человечества:
Цитаты о природе и человеке
«Человек совершил огромную ошибку, когда возомнил, что может отделить себя от природы и не считаться с её законами»
В. И. Вернадский
(российский и советский учёный, мыслитель и общественный деятель)
Мы созданы по законам природы, а потому глупо не следовать им. Не зная основных правил и законов природы, человечество не сможет покорить стихии, управлять ими и стать превосходным по отношению к другим созданиям на земле.
«Человек, конечно, хозяин природы, но не в смысле ее эксплуататора, а как ее понимающий и несущий нравственную ответственность за сохранение и совершенствование в ней (а, следовательно, и в себе) всего живого и прекрасного.»
А.С. Арсеньев
(кандидат философских наук)
Пользуясь дарами природы, не должны ли мы позаботиться об их сохранении. К сожалению, деятельность человека часто направлена на разрушение. Мы создали атомные бомбы, строим заводы и фабрики, отравляющие окружающий мир. Но, рачительный хозяин никогда не допустит разрушения своего хозяйства. Так и люди должны стремится не к войнам и уничтожению, а к управлению природными циклами. А это возможно, если мы будем изучать природу и непременно любить ее.
«Не будем… слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит».
Ф. Энгельс
(немецкий философ, один из основоположников марксизма)
И подтверждение тому мы встречаем все чаще и чаще: выжженные степи, превратившиеся в пустыни, необратимые изменения климата, отравленный воздух в мегаполисах, грязная вода в морях и океанах — это может привести к гибели всего живого на планете.
«Не может страна с неизменным климатом быть особенно красивой… Страна, в которой существуют четыре резко разграниченных времени года, всегда прекрасна и никогда не прискучит. Истинный любитель природы приветствует каждое время года как самое прекрасное.»
М. Твен
(американский писатель)
Красота природы таится во всем, что нас окружает — и в солнечном дне и ласковом море, которое плещется у нас под ногами. В буйной зелени, в которой утопают сады летом. Но так же красива зима — с ее бесконечными вьюгами и морозом. Сколько совершенства и тончайшей красоты в одной-единственной снежинке! А осень? Обласканная солнцем и омытая дождями, то грустная, то ворчливая, то нежная, то угрюмая… Любовь к природе, умение наслаждаться ее дарами, забота о ней и бесконечная благодарность за все, что она создала — вот главное нравственное качество настоящего человека.
Цитаты русских писателей о природе
В традициях русской литературы любить природу и восхищаться ею. Только в единстве с природой видится смысл существования человека. А без этого бережного отношения к окружающему миру человек слаб, глуп и ничтожен.
«Удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми».
М. Ю. Лермонтов
(русский поэт)
Природа породила человека. Потому и в гостях у нее мы чувствуем себя детьми, вернувшимися в отчий дом, припавшими к груди родной матери. Общество навязывает нам социальную борьбу, заставляет следовать обычаям и традициям, зачастую надуманным и ложным. И лишь оставшись наедине с природой мы можем чувствовать себя свободными — в полном смысле этого слова. Такими, каким могут быть только дети: свободными, любящими всех и вся, наивными и верящими в чудо.
«Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик — В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык…»
Ф. И. Тютчев
(русский поэт)
Великий русский поэт, посвятивший свое творчество именно природе, не может ошибаться. Для кого-то природа — лишь вечный поставщик сырья: древесины, воды, полезных ископаемых. Для других природа — лишь красивый пейзаж за окном. Но те, кто изучают природу, знают, что природа — это и есть сама жизнь во всем ее великолепии.
«Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами. Одна природа делает великое даром.»
А. И. Герцен
(русский публицист, писатель)
Это лишнее подтверждение тому, насколько величественна природа. Можно по пальцам перечесть великие творения человека, египетские пирамиды, космические корабли, подводные лодки или небоскребы. Уж слишком много труда и усилий положено на их создание. Созданные же природой горы, реки и моря, цветы и животные — вот пример совершенства. Да и человек — создание природы.
«Любовь к родной стране начинается с любви к природе».
К. Паустовский
(русский советский писатель)
Русский писатель был не одинок в своем утверждении. То же говорил и Достоевский, утверждая, что тот, кто не любит природу, не может считаться человеком и гражданином. Природа — наш общий дом. А забота о доме — это и есть любовь к Родине.
Ко дню рождения Ф.Тютчева
КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ Ф.ТЮТЧЕВА – ОБЗОР «Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется,- И нам сочувствие дается, Как нам дается благодать…»
5 декабря 1803 г. родился Великий русский Поэт Фёдор Иванович Тютчев (1803-1873 гг.).
В Рейтинге-3 «Лучшие писатели России» Ф.Тютчев на 23 месте.
Показалось уместным в этот день опубликовать подборку, в которой представить мнения о Ф. Тютчеве известных писателей, критиков и литературоведов.
СОДЕРЖАНИЕ
1. Ю.Айхенвальд о Ф.Тютчеве 2. Дм.Мережковский о Ф.Тютчеве 3. Дм.Мережковский: отличие Ф.Тютчева и Н.Некрасова 4. Ю.Тынянов о Ф.Тютчеве 5. Ю.Тынянов о Ф.Тютчеве и Г.Гейне 6. К.Бальмонт: Ф.Тютчев и А.Фет 7. К.Бальмонт: Рейтинги поэтов в России 8. Л.Озеров о Ф.Тютчеве и А.Фете
1. Ю.АЙХЕНВАЛЬД о Ф.ТЮТЧЕВЕ
Ключ к поэзии Тютчева дал Вл. С. Соловьев» и говорить о ней после знаменитого русского философа можно, только исходя из его основной идеи. Соловьев сказал, что никто глубже Тютчева не захватывал таинственной основы, «темного корня» бытия; он был поэт хаоса. И в этом невольно убеждаешься с первых же его стихотворений Но характерно для Тютчева, что, познав ночное, хаотическое, мрачное, так далеко проникнув в темную обитель корней и подслушав злое соглашение демонов, он сам остался все-таки лучезарен и чист. Ночь не объяла его.
В этом заключается его своеобразие, и этим представляет он знаменательный контраст Достоевскому, который тоже сердцем своим жил ночью и видел лицом к лицу ее тревога и тайны. Но Достоевский из своей кромешной ночи вышел темный, Тютчева ночь оставила светлым. Вся жизнь его прошла под кротким, благостным» влиянием Жуковского, — казалось бы, столь неподходящего для настроений хаоса; и кроткой была его поэзия, хотя и соприкоснувшаяся демоническому началу жизни.
Некоторая двойственность в оценке России, ее довольных и ее недовольных, может быть, находится в связи с тем, что колебание вообще характерно для Тютчева, выбиравшего между ночью и днем. Часто день жег ему глаза своей багровостью, своим пышным золотом, крикливостью своей окраски, — и тогда он хотел ночи или, по крайней мере, сумерек.
Но солнце влекло его своими лучами, ”полным блеском проявлений”, и, хотя страсти, ночные чада хаоса, волновали его страдальческую грудь, все же душа его была ’’готова, как Мария, к ногам Христа навек прильнуть». Примирение между днем и ночью, между космосом и хаосом, между тишиной одинокой человеческой души, с её воспоминаниями и тенями, и пестрым шумом окружающего человечества, не идет у Тютчева в пушкинскую наглядность, в ясную и простую глубь.
Не с этим ли в связи находится и то, что он труден для понимания и стихи его в чужую мысль внедряются не сразу? Удивительны его проникновенные взгляды в глубину вещей, его сопричастность трагедии и тьме, — но как ночь необязательна, необязателен и он.
Стихи его задушевны, нередко отличаются дорогой неотделанностью, бесспорно подтверждая свидетельства его биографов, что он не был специалистом поэзии, служителем ее высокого ремесла, и беспечно, с какою-то прекрасной небрежностью ронял свои поэтические откровения; стихи его полны оригинальных словосочетаний, а самое главное — его прозрения и догадки гениальны, его идеи — вершина человеческой мысли.
И все же — как поэт он не велик величием простоты. У него еще не пройден всецело и осязательно тот кругооборот, который от явления ведет к идее, а от идеи — обратно к понятому и просветленному явлению; еще не достигнута мудрая непосредственность, высший разум красоты.
И потому Тютчев — для немногих. Великое, как солнце, существует для всех.
2. Дм. МЕРЕЖКОВСКИЙ о Ф.ТЮТЧЕВЕ
О Тютчеве как о великом поэте заговорил первый Некрасов. Некрасов ставит Тютчева очень высоко. «Пушкин, Лермонтов, Тютчев — три вершины, три истока русской поэзии». Достоевский в надгробной статье о Некрасове поставил не Тютчева, а самого Некрасова «прямо вслед за Пушкиным и Лермонтовым, в ряду поэтов, приходивших с новым словом». И уж, конечно, недаром вспомнил Достоевский Тютчева по поводу Некрасова: понимал или предчувствовал, что эти две крайности, две тайны русской поэзии сходятся.
Тютчев и Некрасов — воплощенное отрицание и утверждение русской революционной общественности — это в самом деле два полюса, которыми определяется вся грозовая сила, все магнитные токи русской поэзии, а может быть, и русской действительности. Ведь именно Тютчев для нас, «детей», — то же, чем был Некрасов для наших «отцов»: не только поэт, но и пророк, учитель жизни. Жить по Тютчеву значит умереть для Некрасова; жить по Некрасову значит не родиться для Тютчева.
Некрасов и Тютчев встречаются в наших сердцах, как враги на поле битвы; как солнце и месяц.
Толковать Тютчева — превращать алмаз в уголь. Мысль делает его всемирным, ибо существо мысли всемирно. Пушкин, даже в лучших переводах, непонятен для нерусских; он только для нас, изнутри всемирен. Тютчев, если бы его перевести как следует, был бы так же понятен, как Л. Толстой и Достоевский: он и для мира, извне всемирен.
И вот современнейший, всемирнейший из русских поэтов остается в России неведомым. Если читатели знают имя его, то разве только по школьным хрестоматиям: «Люблю грозу в начале мая» да «Пошли, Господь, свою отраду».
Так же как поэзию, силу творчества, уничтожает Тютчев в себе и другую великую силу — любовь к родине. Потомок древнего рода, уходящего во тьму веков, он, казалось бы, должен быть связан с родиной корнями крепкими, как корни дуба. Но вот оказывается, что он — как срезанный цветок, опущенный в воду, которому все равно, где цвести и вянуть. В 1822 году граф Остерман-Толстой, родственник Федора Ивановича, усадил его, 18-летнего мальчика, с собой в карету и увез за границу, в Мюнхен. Он уехал из России мальчиком, а вернулся почти стариком. С лишком 22 года, лучшие годы жизни, провел на чужбине. «Перестает как бы существовать для России.
Самое имя его забывается». О том, что происходило с ним в эти годы, мы почти ничего не знаем: тут пробел, провал в жизнеописании Тютчева — то «молчание», silentium, которого так хотелось ему. Там, за границею, он женился, стал отцом семейства, овдовел, снова женился, оба раза на иностранках, не знавших ни слова по-русски, так что целые годы не слышал русской речи, наконец сам сделался «почти иностранцем», и когда вернулся на родину, она показалась ему чужбиною. Тютчев жил, как все русские интеллигенты, «безбожники». …От языка, от родины, от веры отцов — от всего отрекается. Для чего? На этот вопрос в жизни его нет ответа — ответ в его поэзии. Божественный старец», — умиляется Фет. Да, наружность Тютчева обманчива: старичок добренький, тихенький — мухи не обидит, воды не замутит; никому зла не сделает; просидел всю жизнь в халате обломовском, что-то писал, бросал бумажки в огонь да вздыхал, глядя, как тлеют они: «Так грустно тлится жизнь моя…»
Поэт может знать правду о себе, не зная правды о людях, о мире, о Боге; знать правду личную, не зная правды общей. Такова поэзия Тютчева. Только раз в жизни прикоснулся он к общей правде — в любви. Уже почти стариком он полюбил молодую девушку. Читая его дышащие страстью письма, отказываешься верить, что они не вышли из-под пера впервые полюбившего 25-летнего юноши», — говорит лицо, близко знавшее Тютчева. Пускай скудеет в жилах кровь, Но в сердце не скудеет нежность… О, ты последняя любовь, Ты и блаженство, и безнадежность!
Мы почти ничего не знаем об этой любви; нам осталось от нее только несколько песен, ни с чем не сравнимых в русской, а может быть, и во всемирной поэзии. Он пожертвовал любви семейным счастьем, добрым именем, успехом в жизни, а главное, тем покоем, которым больше всего дорожил. И не только собою, но и ею, любимою.
«Был палачом и жертвою вместе», — говорит тот же свидетель. Любя, убивал. «О, как убийственно мы любим!» Это длилось 14 лет, до самой ее смерти. В конце 1872 года он заболел. Как все одинокие, боялся остаться один и жался к людям. Несмотря на предостережения врачей уже совсем больной, продолжал свою светскую жизнь. 1 января 1873 года вышел поутру из дома для новогодних визитов.
Вскоре привезли его домой, разбитого параличом… Через полгода его не стало….
3. Дм.МЕРЕЖКОВСКИЙ: ОТЛИЧИЕ Ф.ТЮТЧЕВА от Н.НЕКРАСОВА
В самой жизни, в судьбе Тютчева — противоположное подобие Некрасову: в русском барстве, в русском рабстве — Тютчев, как на ложе из роз, убаюкан смертною негою, а Некрасов измучен смертною мукою, изранен до смерти шипами тех же роз.
Растлевающая мука и растлевающая нега рабства. Сам Тютчев — «весь добродушие и незлобие», но в жизни его что-то недоброе, неладное, какая-то злая сила, начало смерти, тления, разрушения. Некрасов не видит смерти за жизнью; Тютчев не видит жизни за смертью. Но Некрасов понял Тютчева, хотя бы только предчувственно, бессознательно, ибо «многое можно знать бессознательно» (Достоевский).
А Тютчев не понял Некрасова. Вот почему сейчас, но, может быть, именно только сейчас, Некрасов нам ближе, нужнее, современнее Тютчева. К Некрасову мы были неправы в нашем декадентстве вчерашнем; будем же неправы и к Тютчеву в нашей сегодняшней общественности, чтобы восстановить правоту последнюю, понять и соединить обоих. Некрасов погибал со всеми, Тютчев — один. Тютчев и Некрасов — двойники противоположные. Что противоположны, видят все; что двойники — никто. А стоит вглядеться, чтобы увидеть. Некрасов весь в бессознательном действии; Тютчев — в созерцании бездейственном. У Некрасова религиозное народничество революционное, во имя России будущей; у Тютчева — консервативное, во имя России прошлой (славянофильство тоже «религиозное народничество», хотя и с другого конца).
Есть два рода людей. Одни верят или знают (тут знание и вера одно и то же), что, несмотря на всю неправду и зло мира, он все-таки в корне добр: «Все добро зело».
А из веры в добро — и воля к добру. Это — христиане, не в историческом временном, а в метафизическом, вечном смысле, хотя бы они во Христа не верили.
Другие верят или знают, что мир в корне зол: «Все зло зело», все к худу. Сколько ни сей доброе, вырастет злое. Это — не христиане, опять-таки в смысле вечном, хотя бы они во Христа и верили.
К первому роду людей принадлежит Некрасов, ко второму — Тютчев. Некрасов извне атеист, внутри верующий; Тютчев извне верующий, внутри атеист. Но как ни противоположны они, а в какой-то одной точке, именно здесь, в вере, сходятся. Если бы Некрасов хотел, а Тютчев мог верить, это была бы одна вера.
Недаром понял Некрасов, только он один и понял Тютчева. «Впечатление, какое испытываешь при чтении этих стихов («Осеннего вечера»), можно сравнить с чувством, какое овладевает человеком у постели молодой умирающей женщины, в которую он был влюблен». Да, Некрасов понял тайну Тютчева: вечную влюбленность, Вечную Женственность.
Оба верят в землю, оба любят землю. Но земля Некрасова — родная, дневная, здешняя: «Эти бедные селенья, Эта скудная природа», — та самая, которую так хотел и не мог полюбить Тютчев. А земля Тютчева — чужая, ночная, нездешняя: «Край иной — родимый край». Некрасов любит землю, как тело матери, Тютчев — как тело возлюбленной. Вечная Матерь — Вечная Возлюбленная. Одна — Земная, другая — Небесная. Сейчас их две, но будет одна: Небесная будет Земной. Кто это? Что это? Оба не поняли.
Если бы Некрасов понял, что свобода есть Бог; если бы Тютчев понял, что любовь есть Бог, то соединились бы две тайны русской поэзии. Оба не поняли. Отцы не поняли, дети не понимают, — может быть, внуки поймут?
4. Ю.ТЫНЯНОВ о Ф.ТЮТЧЕВЕ
«Тютчевиана» — любопытное явление, подчеркивающее сверхличность, невольность искусства: комический род по многим причинам остался чужд архаическому течению лирики, к которому примыкал Тютчев; его эпиграммы при лапидарности и меткости лишены комического элемента, которым богаты эпиграммы Пушкина; таким образом, рядом с высоким литературным творчеством у Тютчева сосуществовало комическое устное, не нашедшее себе литературного выражения; комический стиль Тютчева восходит к французскому каламбуру и старинному анекдоту, причем в последнем случае (к которому относится и приведенный пример) главную роль играет не словесное выражение, а мимика и жест.
Тютчев — романтик; это положение казалось незыблемым, несмотря на путаницу, которая существует в вопросе о русском романтизме. Это положение должно быть пересмотрено.
Правда, философская и политическая мысль была той прозаической подпочвой, которая питала его стих, и многие его стихотворения кажутся иллюстрациями, а иногда и полемическими речами по поводу отдельных вопросов романтизма, но — преемник Державина, воспитанник Раича и ученик Мерзлякова Тютчев воспринимается именно на державинском фоне как наследник философской и политической оды и интимной лирики XVIII века.
Подобно тому как во Франции романтик Гюго возобновил старую традицию Ронсара, Тютчев, генетически восходя к немецкому романтизму, стилизует старые державинские формы и дает им новую жизнь — на фоне Пушкина.
На фоне Пушкина Тютчев был архаистом не только по своим литературным традициям, но и по языку, причем нужно принимать во внимание густоту и силу его лексической окраски на небольшом пространстве его форм.
И этот колорит Тютчева обладает силой, усваивающей ему инородные явления; с необычайной свободой Тютчев использует варваризмы в высоком стиле, несмотря на то что употребление варваризмов в стихе было традиционно ироническое:
«Иным достался от природы Инстинкт пророчески-слепой».
Имя Державина, конечно, должно быть особо выделено в вопросе о Тютчеве. Державин — это была та монументальная форма философской лирики, от которой он отправляется. И это сказывается во многих конкретных неслучайных совпадениях. «Бессонница», «Сижу, задумчив и один…» — полны чисто державинских образов. (Ср. «На смерть кн. Мещерского», «Река времен в своем стремленьи…» и т. д.)
У них общие интонации, общие зачины. Связь Тютчева с русской архаистической традицией отмечалась и до Тынянова. Еще Фет писал об его «устарелых формах» (лексических). А. Белый уже назвал имя Державина (Андрей Белый. Символизм. М., «Мусагет», 1910, стр. 353).
Первое обобщение принадлежит Эйхенбауму: «Я вообще думаю, что между Державиным и Тютчевым можно установить большую близость — здесь пролегает какая-то особая линия русской лирики <�…>» (В. Эйхенбаум. Державин. «Аполлон», 1916, № 8, стр. 36).
Эти переклички, иногда прямые совпадения, как и в статьях Эйхенбаума и Тынянова о Некрасове, результат параллельных штудий на общих методологических основаниях.
5. Ю.ТЫНЯНОВ о Ф.ТЮТЧЕВЕ и Г.ГЕЙНЕ
Уже в 1825 году всего после трехлетнего пребывания в Мюнхене — близкие замечают в Тютчеве перемену. Университетский товарищ Погодин сразу чует чужого, ему с Тютчевым «не говорится». «Он пахнет двором». [Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. I. СПб., 1888, стр. 310.]
Через 20 лет Тютчев вернулся в Россию «питомцем гордого и красивого Запада» (Аксаков); он родины не узнает, борется с ее впечатлениями именно здесь природа больше «молчит с улыбкою двусмысленной и тайной». Все больше сужается исследованиями круг его стихотворений, посвященных русской природе.
Так, по-видимому, отзыв тонкой ценительницы вел. кн. Марии Николаевны об «Осеннем вечере» относит и эти стихи к южнонемецкому миру. [Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. I. СПб., 1896, стр. 183. То же: В. Брюсов. Ф. И. Тютчев. Летопись его жизни. — «Русский архив», 1903, кн. III, № 12, стр. 646.]
У Тютчева ни слова тоски о России, напротив, даже в поздние годы он с тоской подумывает о возвращении к нелюбезным берегам дорогой родины («ces plages inaimables de la chere patrie»). «Стереть великолепия Вёве ледяной губкой петербургской зимы!»
Он вспоминает, что через 6 недель увидит опять Гостиный двор, грустно освещенный с 4-х часов фонарями Невского, — и содрогается. Достаточно говорено в тютчевской литературе об отсутствии у него живой любви к живой России (не абстрактной), и все же трудно объяснить это содрогание, эту физическую дрожь. Там, где Тютчев хвалит Петербург (а в нем более всего почти европейские «острова») или петербургское общество, — он хвалит их приближение к европейскому, милое для него сходство.
Сквозь политическую и философскую любовь к России явно в Тютчеве личное равнодушие, человеческая нелюбовь. «Здесь самый значительный и господствующий надо всем прочим факт — это отвратительная погода. <�…> Ah, quel pays, mon dieu, quel pays! — Et n′est on pas digne du mepris en y restant» [«Старина и новизна», 1915, кн. 19, стр. 163. «Ах, какая страна, мой бог, какая страна! И не достоин ли ты презрения, оставаясь в ней (франц.)].
В самом Тютчеве было, несомненно, какое-то личное, интимное очарование. Петр Киреевский поехал в Мюнхен кем-то или чем-то предубежденный против Тютчева, но был сразу обезоружен «тютчевским обхождением»; Тютчев из тех людей, которые полезны «даже только присутствием своим» [И. В. Киреевский. Полн. собр. соч., т. I. M., 1861, стр. 58].
Тогда уже Тютчев был несравненным собеседником, остроумным и изящным «жемчужноустом» (слово о нем кн. Вяземского). Уже в 1825 году Погодин о нем записывает: «Мечет словами»..
Тютчев познакомился в Гейне прежде всего с поэтом; он знал и ценил его как поэта еще до личного знакомства; о восторженном отношении к гейневским стихам в тютчевском доме свидетельствовал сам Гейне. Таким образом, общение поэта Тютчева с поэтом Гейне совершенно не определено их встречей, она, быть может, только оживила интерес к его поэзии; большинство переводов Тютчева падает на 1830 год. В 1829–1830 годах Тютчевых посещают братья Киреевские и, несомненно, именно отсюда выносят интерес к творчеству Гейне.
Отношения Гейне к Тютчеву, разумеется, иного измерения. Тютчев был для него дилетантом, русским дипломатом и политиком, но не сколько-нибудь заметной поэтической величиной. Зато отношения к тютчевскому кружку отразились в его поэзии.
В обоих вышедших в 1832 году нумерах «Европейца» помещены гейневские «Письма о картинной выставке», которые вместе с «Парижскими письмами» Берне должны представить наиболее передовые и живые течения немецкой литературы. [Вероятно, помещение гейневских «Писем» сыграло свою роль в закрытии журнала.
Уже самый выбор произведения, в подлиннике полного нападок на Николая I и протестов по поводу Польши, мог показаться неслыханной дерзостью]. Мать Киреевских А. П. Елагина посылает стихи Гейне Баратынскому, который читает их с восхищением, — таким путем поэзия Гейне из тютчевского круга идет в пушкинский.
Но Тютчев предстал Гейне прежде всего как остроумный и образованный философски русский дипломат — как политический деятель и мыслитель. И вот в определении влияния в этом отношении Тютчева на Гейне важно было проследить их личное общение, на почве которого оно развивалось.
Из сказанного о Тютчеве и Гейне мы можем вывести несколько общих следствий, которые лягут в основу дальнейшего детального рассмотрения отношений обоих поэтов.
Во-первых, Тютчев принадлежал к сложному типу романтиков; использовав тематику романтизма, он в гораздо большей мере относится к классикам по своим приемам.
Во-вторых, но и как романтик он примыкает к тому крылу старших романтиков, образцом которых являются Новалис и Шеллинг, а не Тик. Тематика этих романтиков заключена главным образом в области натурфилософии и, не оправдывая применения одного из главных принципов романтической теории — романтической иронии, является одним из факторов, обусловивших «высокий» одический строй поэзии.
В-третьих, отдельные приемы Тютчева (семантическое употребление слов, синкретический эпитет и т. д.) восходят к романтическим образцам.
В-четвертых, строфа Тютчева, синтаксис и лексика восходят к образцам классическим. Поэтому частное исследование вопроса об отношении Тютчева к Гейне стремится выяснить размеры заимствований у писателя позднейшей формации, восходящего к крылу романтиков, Тютчеву не родственных (Тик, Брентано).
6. К. БАЛЬМОНТ: Ф.ТЮТЧЕВ и А.ФЕТ
В строгой и суровой поэзии Тютчева нашло своё воплощение мужское начало, тогда как в нежной поэзии Фета, полной глубоких красок, воплотилась красота женственности. Тютчев отличается большей сжатостью выражения, Фет – большей нежностью.
Тютчев смотрит на жизнь суровым взглядом. Фет влюблён в жизнь, как в женщину, но в то же время он слишком философ, чтобы не понимать, что он срывает последние цветы. Ни у одного из русских поэтов нет таких воздушных и мелодических песен о любви. Ещё раньше, чем Фет, другой чарователь нашего стиха, создал звуковую руну, равной которой нет у нас ни одной. Я говорю о Пушкине.
Тютчев и Фет живут скромно, тихо, в их жизни нет никакого трагизма, они умирают, как библейские патриархи. Их манера поэтического творчества можно назвать «психологической лирикой». В их «простой» поэзии, лишённой героического характера, всё таинственно, всё исполнено стихийной значительности. Это поэзия более интимная, созерцающая природу как живую цельность.
ВЫВОД. Тютчев и Фет возвышаются до широкого «мы», до метафизического обобщения. Пушкин и пушкинианцы относятся к видимому миру просто и непосредственно, более как наблюдатели, нежели как мыслители. Они видят части мира, но не его целое, не его тайное значение. Пушкин живёт во временном, Фет и Тютчев – в вечности. Поэтому так и выпуклы изображения пушкинской поэзии, — она смотрит на всё с близкой точки зрения; Фет и Тютчев смотрят на всё издали, — и потому их изображения носят теневой характер.
7. К.БАЛЬМОНТ: РЕЙТИНГИ ПОЭТОВ РОССИИ
№ п/п/ПОЭТ/ХАРАКТЕРИСТИКА/ПРИМЕЧАНИЕ
1/ПУШКИН/Наше солнце. Самый гениальный, самый божественный русский поэт/В мировом Рейтинге-1 на 4 месте
2/ЛЕРМОНТОВ/Звёздная душа, тоскующий поэт/В Рейтинге-1 на 9 месте
3/ТЮТЧЕВ/Мудрец, проникший в слитные голоса стихий/В Рейтинге-3 (по России) на 23 месте
4/ФЕТ/Нежнейший певец неуловимых ощущений/В Рейтинге-3 на 24 месте
5/КОЛЬЦОВ/Воссоздатель народной песни/В Рейтинге-9 на 27 месте
6/БАРАТЫНСКИЙ/Поэт душевного раздвоения, художник философских мгновений/В Рейтинге-3 на 16 месте
7/НЕКРАСОВ/Первый посмевший создать музыку диссонансов и живопись уродства/В Рейтинге-1 на 97 месте
8. Л.ОЗЕРОВ о Ф.ТЮТЧЕВЕ и А.ФЕТЕ
О ТЮТЧЕВЕ. Во время предсмертной болезни поэта император Александр II , до тех пор никогда не бывавший у Тютчевых, пожелал навестить умирающего. Когда об этом сказали поэту, он заметил, что испытывает большое смущение, т.к. будет крайне неделикатно, если он не умрёт на другой же день после царского посещения.
О ФЕТЕ. Став помещиком, занявшись хозяйством, Фет рассуждал примерно так; стихи не могли дать ему «материальной опоры», значит надо обеспечить себя настолько, чтобы творить без оглядки на переменчивость жизни. Как сад ограждают забором, так оградил Фет свою поэзию от диктата литературной моды и издательского рынка (ровно также рассуждала о значении денег для поэзии и поэта М. Цветаева – (см. Марина Цветаева. Поэт о критике – в рубрике Серебряный век).
Жизнь Фета была осложнена двумя обстоятельствами. Лечившийся в Германии помещик Афанасий Шеншин увез от мужа Шарлотту Фет, родившую мальчика через месяц после приезда в Россию. Этому мальчику было дано имя Афанасий. В 14 лет он испытал страшное потрясение. Духовные власти Орла обнаружили, что ребенок родился до брака Шарлотты Фет с Афанасием Шеншиным.
В отличие от младших братьев и сестер, заочно именовавшимися Шеншиными, он должен был называться Фетом, что было для него несчастьем. Он долгое время мечтал о праве именоваться Шеншиным, т.е. помещиком, и принадлежать к дворянской России.
«Если спросить: как называются все страдания, все горести моей жизни, я отвечу: имя им – ФЕТ». На протяжении многих лет он глубоко переживал своё двусмысленное положение. Но, выхлопотав право принадлежать к роду Шеншиных, получив дворянство, поэт всё же сохранил за собой имя своего настоящего отца. Под именем Фет он был к тому времени широко известен русской читательской публике.
И второе обстоятельство, наложившее отпечаток на его душу и личность. В годы военной службы Фет познакомился с Марией Лазич, поклонницей его поэзии, талантливым музыкантом, весьма образованным человеком. Молодые люди полюбили друг друга, но расстались.
«Мои средства тебе известны, она тоже ничего не имеет», – писал Фет другу. По понятиям Фета, бедность его и Лазич делала их брак невозможным. Вскоре Мария Лазич погибает: она сгорела (несчастный случай или самоубийство – неизвестно). Это произошло в 1850 г. Как художник, Фет всю жизнь не мог уйти от этой трагедии. До глубокой старости он писал стихи, обращенные к ней, к своей загубленной любви. Певец любви и красоты не пошёл за своим чувством. Но можно предположить на основании его стихов, что последние десятилетия жизни, особенно последние годы, Фет вынужден был горько сожалеть о том, что пожертвовал истинной любовью из-за материального благополучия.
За 5 лет до смерти он писал:
«Нет, я не изменил. До старости глубокой Я тот же преданный, я раб твоей любви, И старый яд цепей, отрадный и жестокий, Еще горит в моей крови.
Хоть память и твердит, что между нас могила, Хоть каждый день бреду томительно к другой,- Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла, Когда ты здесь, передо мной.
Мелькнет ли красота иная на мгновенье, Мне чудится, вот-вот тебя я узнаю; И нежности былой я слышу дуновенье, И, содрогаясь, я пою».
Любовная лирика Фета – самая воспалённая зона его переживаний. В ней бесконечно разнообразен мотив огня и горения. Поздняя фетовская строка «Там человек сгорел» имел для автора прямой автобиографический смысл. Сгоревшая Мария Лазич опалила и испепелила поэзию своего возлюбленного.
Цикл стихов Фета о любви к Марии Лазич, прошедшая через всю его жизнь, перекликается со стихами Тютчева, посвящённые Денисьевой. Особенно в тех строках, где говорится о позднем чувстве, об уходящей жизни, о необратимости времени.
«Та трава, что вдали, на могиле твоей, Здесь, на сердце, чем старе оно, тем свежей…»
Постоянство службы и моленья у сердца возлюбленной делает Фета предшественником Блока с его «Стихами о Прекрасной Даме», предтечей современного лиризма. Фет заискивал перед «августейшим» молодым автором К.Р. – великим князем Константином Романовым. Погоня Фета за почестями, за придворным званием камергера, дарованным ему в 1889 г., вызывала негодование и насмешку со стороны самых близких ему людей – Полонского, Тургенева, Страхова…
Обычным стало сочетание двух имён – Тютчева и Фета: одни сближают их, другие противопоставляют. У Блока есть слова: «Всё торжество гения, не вмещённое в Тютчева, вместил Фет. Уступая Тютчеву в космической масштабности поэтического чувства, Фет в наиболее совершенных своих стихах прикоснулся к вечным темам, непосредственно связанным с бытиём человека.
У двух художников, естественно, разные результаты. Там, где у Тютчева одна-единственная картина, у Фета великое множество этюдов… Оба поэта приняты последующими поколениями, чуткими к традициям русской философской лирики. Из дискуссионных современников, в конце XIX, начале XX в. они стали авторитетами и Учителями.
Фет и Толстой жили рядом (имения в Тульской и Орловской губерниях). Они до конца восьмидесятых годов были очень дружны и обогащали друг друга своим творчеством (потом они разошлись – это специальная тема). Толстой выражал глубокое уважение к серьёзности его поэзии, в чём отказывали ему другие его современники.
В русской поэзии трудно найти поэта более «мажорного», чем Афанасий Афанасьевич Фет. Это поэзия жизнеутверждающей мощи, которой напоен каждый звук, первозданной свежести и благоухания. Поэзия Фета ограничена узким кругом тем. В ней отсутствуют гражданские мотивы, социальные вопросы. Суть его взглядов на назначении поэзии в выходе из мира страданий и печали окружающей жизни – погружение в мир красоты.
Именно красота – главный мотив и идея творчества великого русского лирика. Красота, явленная в поэзии Фета, – стержень бытия и мира. Тайна красоты, язык её созвучий, её многоликий образ и стремится воплотить поэт в своих творениях.
Поэзия – храм искусства, а поэт – жрец этого храма.
«Сердце трепещет отрадно и больно, Подняты очи, и руки воздеты, Здесь на коленях я словно невольно, Как и бывало, пред вами, поэты».
Основные темы поэзии Фета – природа и любовь – как бы слиты воедино. Именно в природе и в любви, как в единой мелодии, соединены вся красота мира, вся радость и очарование бытия. Стихи А.А. Фета необыкновенно музыкальны. Это чувствовали и композиторы, современники поэта. П.И. Чайковский говорил о нем: «Это не просто поэт, скорее поэт – музыкант…» Фет считал музыку высшим видом искусства и доводил свои стихи до музыкального звучания. Написанные в романсово-песенном ключе, они очень мелодичны. Фет утверждал главенство музыки над словесностью.
«Поделись живыми снами, Говори душе моей; Что не выскажешь словами — Звуком на душу навей».
На слова Фета сочиняли музыку многие композиторы, в том числе Чайковский, Танеев, Римский-Корсаков, Балакирев, Рахманинов… Романсово-песенное увлечение Фета, Полонского, Ап. Григорьева передалось следующим поколениям, к таким разным поэтам, как Блок, Бальмонт, Анненский, Сологуб, Есенин, вплоть до наших дней.
В чем разница в восприятии мира в стихах Тютчева и Фета? Тютчев рисует приметы русской осени, создавая картину неяркой, неброской красоты родной природы. У Фета же картина хладной осени передает состояние лирического героя. Таким образом, особенность лирики А.А. Фета – слияние внешнего и внутреннего мира. К пушкинской традиции Фета относили Некрасов, Бальмонт и др.
Фото из интернета
